Фрагментация мировой торговли влияет на банковский сектор стран: банки начинают сокращать или перераспределять кредитование. Это, в свою очередь, может еще больше усиливать фрагментацию торговли, показали исследования центральных банков.
  |   Ольга Волкова Эконс

За последнее десятилетие целая серия шоков ударила по глобализации: торговая война США и Китая, Брекзит, пандемия коронавируса, российско-украинский конфликт – все они привели к тому, что страны начали применять меры ограничения торговли. В США начал действовать CHIPS and Science Act, направленный на снижение зависимости от Китая в сфере полупроводников; аналогично европейский Chips Act продвигает партнерство в области полупроводников со странами-единомышленниками, а программа IPCEI (Important Projects of Common European Interest) – кооперацию между странами Евросоюза в области цепочек поставок. «Период стабильной международной торговли, по-видимому, окончен», – полагают экономисты ФРС.

Торговые шоки могут ударять и по банковскому кредитованию – ключевому компоненту финансирования международной торговли – и тем самым усиливать негативные последствия перебоев в торговле. К такому выводу пришли экономисты из центральных банков, объединенных в Сеть исследований международной банковской деятельности, IBRN (International Banking Research Network; см. врез). Проект IBRN, посвященный исследованию влияния ограничений международной торговли на банковскую деятельность, стартовал в 2020 г. У команд исследователей из центральных банков есть возможность опираться на конфиденциальные данные о банках, чтобы отследить реакцию предложения кредитов на торговую фрагментацию.


Меньше кредитов

Все страновые исследования участников IBRN сходятся на том, что в ответ на фрагментацию торговли банки сокращают предложение кредитов. Причем этот эффект может касаться не только фирм, которые непосредственно пострадали от ограничений или возросшей неопределенности в сфере международной торговли, но и компаний, которые напрямую не затронуты этими факторами: то есть шок торговли распространяется на всех банковских заемщиков.

Масштабы сокращения кредитования различаются от страны к стране. Например, крупные американские банки сокращают выдачу кредитов на 0,5 процентного пункта в квартал – при среднем росте в 4,2% в квартал в 2015–2017 гг. перед наступлением шоков торговли. Норвежские банки сокращают кредитование на 3–6%, итальянские – на 0,8 п.п. на каждые 0,45 п.п. увеличения их подверженности торговому шоку.

Торговые шоки распространяются через повышение кредитного риска: они оказывают негативное влияние на финансовое положение экспортеров (снижаются доходы, ликвидность), что повышает риски невозврата кредита. На это банки реагируют путем принятия мер предосторожности, увеличивая резервы по ссудам и снижая кредитование более рискованных заемщиков (а не только экспортеров). Такой тип реакции банков выявлен в Чили, Германии, Италии, Норвегии, США.

Банки в первую очередь сокращают срочные кредиты (по сравнению с кредитными линиями) и займы, привлекаемые фирмами для инвестиций. А фирмы, которые оказываются не в состоянии полностью заместить «потерянные» банковские кредиты средствами из других источников, сокращают капитальные затраты. То есть в конечном счете торговые шоки через реакцию банков на кредитном рынке негативно влияют на показатели реальной экономики.


Как реагируют банки в разных странах

Для итальянских экспортеров Россия до 2014 г., когда в отношении нее были введены санкции, была третьим по размеру рынком за пределами ЕС. Через два года, в 2016 г., продажи итальянских фирм на российском рынке упали на 35%. Фирмы, у которых наиболее значимая доля выручки приходилась на Россию, начали более активно использовать кредитные линии, чтобы справиться с возросшей потребностью в ликвидности, показало исследование экспертов Банка Италии. Банки при этом охотно кредитовали компании, которых шок «зацепил», но в обороте которых Россия занимала не более 30%, зато сокращали кредитование фирм, не затронутых шоком напрямую. Таким образом, банки, с одной стороны, поддерживали более устойчивые фирмы, по которым ударил шок, а с другой, снижали общий риск своего портфеля корпоративных кредитов.

Норвежские банки столкнулись с торговым шоком в 2010 г.: тогда Нобелевский комитет присвоил премию мира китайскому правозащитнику Лю Сяобо, в ответ КНР фактически ввела запрет на импорт норвежского лосося, одного из главных экспортных товаров Норвегии, что для системно значимой рыбной промышленности северной страны стало неожиданным ударом. За первый год экспорт норвежского лосося в Китай упал на 60%, а еще через год фактически перестал существовать. Если до 2010 г. средние темпы роста общего кредита у банков, которые активно работали с лососевыми фермами, и у остальных банков были одинаковыми, то после конфликта Норвегии с Китаем вторые продолжили наращивать выдачу займов, а первые ее сократили для всех заемщиков, включая и фирмы, которые конфликт не затронул, и домохозяйства. В свою очередь, фирмы, столкнувшиеся с ухудшением доступности кредитов, снижали инвестиции и расходы на труд.

Чилийские фирмы в ответ на рост неопределенности, связанной с изменением и рисками изменения торговых тарифов, перенаправляют кредиты в пользу более крупных фирм, встроенных в глобальные цепочки поставок (таких, которые одновременно импортировали и экспортировали товары), и, в меньшей степени, в пользу импортеров. Фирмы, встроенные в глобальные цепочки, могут восприниматься как менее рискованные; более крупные фирмы, опять же, лучше справляются с шоками. В то же время экспортеры рискуют не получить оплату за товары, которые они производят и поставляют за рубеж. Поскольку торговый кредит – основной механизм финансирования чилийского экспорта (80%), рост неопределенности во внешней торговле приводит к сокращению экспорта страны.

В Германии банки сократили кредитование менее прибыльных компаний в ответ на Брекзит, а в Португалии те кредитные организации, которые были больше связаны с иностранными компаниями, сокращали предложение кредитов во время кризиса, но наращивали кредитование национальных компаний. Некоторые подразделения транснациональных компаний в ситуации сокращения предложения кредитов могут получить финансирование на международном рынке капитала, что частично нивелирует отрицательные эффекты для реальной экономики.

Что еще влияет на решения банков

Значение для реакции банков на торговые шоки имеет не только состав их кредитного портфеля, но и их собственные характеристики. В США при заданном уровне торгового риска сокращение кредитования сильнее у банков, у которых хуже показатели капитала и меньше фондирования в форме депозитов. Аналогично немецкие банки с низкими буферами капитала и рентабельностью сокращают предложение кредитов сильнее. В Чили мелкие банки начинают «укорачивать» кредиты и повышать процентные ставки по ним.

Еще один значимый фактор – наличие аффилированных юрлиц в других странах. На примере британских банков и ограничений на торговлю услугами экономисты из Банка Англии показывают, что те кредитные организации, у которых нет представительств за рубежом, сокращают кредитование фирм в странах, которые вводят ограничения. В свою очередь, банки, у которых такие представительства есть, снижают внутригрупповые кредиты, замещая их прямыми трансграничными кредитами компаниям на этих же рынках. То есть глобальные банки в ответ на вводимые торговые барьеры перестраивают свои бизнес-модели. Сказывается и географическая специализация банков: например, на фоне возросшей неопределенности вокруг переговоров о Североамериканском соглашении о свободной торговле (NAFTA) банки, работавшие в Мексике и имевшие головные офисы в США и Канаде, сокращали кредитование, а те банки, у которых материнская компания была в других странах, напротив, наращивали.

Массив исследований IBRN показывает, что торговые шоки вызывают волновой эффект, воздействуя через банки на широкий круг фирм и даже домохозяйств. Реакция банков в виде сокращения и перераспределения кредитов может, в свою очередь, усиливать фрагментацию торговли и замедлять приспособление фирм к торговым потрясениям, заключают в обзоре Клаудиа Бух и Бьорн Имберович из Бундесбанка и Линда Голдберг из Федерального резервного банка Нью-Йорка.