Чем экономика похожа на медицину: почему «не срабатывают» экономические модели

Экономические модели позволяют во многом автоматизировать решение однотипных проблем, чем похожи на стандартные медицинские рецепты. Но, в отличие от структуры человеческого организма, экономические системы постоянно усложняются, и моделям приходится «догонять» реальность.

16 сентября 2024 | Константин Егоров

Банк России недавно пообещал выложить в общий доступ коды своих прогнозных моделей. На подобные модели тратятся огромные ресурсы: центробанки нередко нанимают сотни исследователей и содержат собственные кластеры суперкомпьютеров. Зная, какие ресурсы они тратят, велик соблазн полностью им довериться и, откинувшись в кресле, просто наблюдать за их работой. Тем не менее сами центробанкиры часто говорят об ограниченной пользе этих дорогостоящих моделей при принятии решений. Зачем же тогда они вообще нужны, если не для принятия решений? Ответ предлагает GURU, научно-популярный портал Российской экономической школы.

Недавним поводом для большого числа жалоб на бесполезность экономических моделей стал спад во время COVID-19. Кажется, все существовавшие на тот момент экономические модели дали не оправдавшие себя прогнозы.

Но оплошали не только экономисты. Первые количественные модели эпидемиологов тоже дали совершенно не сбывшиеся прогнозы. И хотя этот кризис нанес их репутации заметный ущерб, все-таки к ним по-прежнему значительно больше доверия, чем к экономистам. Ведь их модели отлично предсказывают распространение уже существующих болезней, а некоторые болезни вроде оспы их усилиями были и вовсе искоренены.

Когда модели работали

Прогресс в экономике гораздо больше похож на ситуацию в медицине, чем может показаться на первый взгляд. Сейчас это трудно представить, но еще век назад банкротство банков было столь же естественным, регулярным и неизбежным явлением, как плохая погода. И как сегодня мы сканируем новости на предмет больших распродаж, чтобы сделать удачную покупку, ровно так же естественно тогда было интересоваться слухами о своем банке, чтобы в случае чего бежать занимать очередь и успеть изъять вклад. Но с расширением полномочий центральных банков и обязательным страхованием вкладов такие банковские паники почти исчезли.

Безусловно, банковские кризисы не прекратились. Даже в последние 20 лет мир очень сильно пострадал от них. В первую очередь от кризиса 2008 г., но есть и другие примеры вроде прошлогоднего краха нескольких региональных банков США (самый известный из них – SVB). И все же таких кризисов сейчас на порядки меньше, чем век назад, и происходят они по совсем другим причинам. Иными словами, экономисты, хотя и не искоренили «классический» банковский набег, как врачи оспу, довольно близко подошли к этому.

Конечно, век назад в экономике еще не было больших математических моделей и суперкомпьютеров. Нередко «модели» того времени были просто цепочкой логических рассуждений. Куда более показателен пример так называемой Великой умеренности в экономике.

Этот нескромный термин придумали сами экономисты, чтобы поздравить себя со своими же успехами. Когда-то Карл Маркс ругал рыночные экономики за регулярные рецессии: за то, что выпуск и занятость в них часто резко падают без особых на то причин, принося людям многочисленные бедствия (а в его годы и голод) из-за несовершенства общественного устройства. О внутренней нестабильности экономики писал позже и Джон Мейнард Кейнс. Эта проблема так и не была полностью решена, но где-то с середины 1980-х такие «классические» рецессии стали заметно менее глубокими и продолжительными, чем прежде.

Экономисты объяснили этот феномен новой денежно-кредитной политикой центральных банков. Конкретные причины каждой рецессии так и не были выявлены, но экономисты научились более-менее измерять, когда экономика замедляется. В такие моменты центробанки стали стимулировать ее с помощью снижения процентных ставок (и, наоборот, сдерживать экономику повышением ставок при ее чрезмерном ускорении). Этот механизм был не только осмыслен концептуально, но и во многом автоматизирован математическими моделями, для более сложных версий которых позднее центральным банкам и понадобились суперкомпьютеры.

Примерно такие же модели сейчас и используются, и именно на их «непрактичность» сетуют современные центробанкиры. С одной стороны, раньше, в период Великой умеренности, модели, пусть и не столь продвинутые, как нынешние (большие и сложные модели появились ближе к ее концу), были чрезвычайно практичны, поскольку весьма успешно справлялись со стандартными проблемами, возникавшими каждые несколько лет вплоть до 2008 г. С другой – всем было очевидно, что, например, рецессия во время пандемии устроена совсем иначе и поэтому не получится пройти ее на таком «автопилоте».

Времена меняются – и кризисы вместе с ними

Таким образом, экономические модели позволяют во многом автоматизировать решение большого количества однотипных проблем после того, как у их разработчиков накапливается достаточное понимание этих проблем.

В этом смысле они очень похожи на стандартные медицинские рецепты. За последний век врачи достигли такого прогресса в борьбе с теми болезнями, от которых люди чаще всего умирали раньше, что сейчас на первый план вышли болезни вроде рака. Прогресс экономики и ее моделей чем-то похож на эту историю успеха. Два самых больших экономических кризиса последних лет, 2008 г. и COVID-19, были во многом уникальны. И это как раз показывает пользу от экономической науки с ее моделями, иначе мы до сих пор страдали бы от тех же кризисов, что и век назад.

Хотя мы до сих пор не всегда понимаем, что привело к той или иной рецессии, экономисты научились смягчать их последствия и как минимум избегать грубых ошибок. Например, вроде тех, которые были допущены 100 лет назад, когда то, что начиналось как обычная рецессия, из-за ошибок в экономической политике, в первую очередь со стороны ФРС, превратилось в Великую депрессию. Таких ошибок не было давно – именно в этом заслуга моделей.

Тем не менее у экономистов значительно хуже репутация, чем у врачей, и это во многом заслуженно. Одним из главных препятствий на пути полной автоматизации решения экономических проблем является то, что мы постоянно меняем устройство нашего общества в отличие от устройства нашего тела.

На протяжении последних многих тысяч лет человеческий организм оставался практически неизменным. Поэтому, как только у врачей накопилось достаточно понимания причин и методов лечения, скажем, аппендицита, эту операцию можно было поставить на поток, доверившись в большинстве случаев стандартным алгоритмам.

Казалось бы, что, как только у экономистов накопилось достаточно понимания банковских паник, решение этой проблемы тоже можно было бы поставить на поток. Однако не прошло и пары десятилетий, как «классическая» модель банка в значительной степени устарела. Люди вроде бы продолжали брать привычные ипотеки, вот только банки стали комбинировать их вместе с другими ипотеками, упаковывать в ценные бумаги и продавать такие наборы уже не только и не столько другим банкам, сколько всем подряд. Так традиционный банковский бизнес, сам того не желая, вышел далеко за свои пределы, а вместе с этим устарели и модели экономистов.

В частности, модели ФРС США весьма успешно работали вплоть до самого 2008 г. Более того, они правильно предсказывали большое падение рынка ипотеки примерно в это же время. Они правильно предсказывали и падение всей экономики вслед за рынком ипотеки – влияние финансового сектора на экономику хорошо понимали уже тогда. Главной и едва ли не единственной неожиданностью в 2008 г. для ФРС стал масштаб – насколько сильно весь финансовый сектор стал зависеть от ипотеки. Другими словами, если бы деривативы не были изобретены, то, скорее всего, коллапс 2008 г. обернулся бы небольшой рецессией, которую можно было бы успешно пройти на «автопилоте».

Получается, что общество меняется быстрее, чем экономисты успевают его понять, и во многом поэтому часто не стоит буквально прислушиваться к их моделям. Но зачем тогда вообще строить настолько быстро устаревающие модели?

Безусловно, невозможно наверняка узнать, что могло бы произойти. Но многие экономисты верят, что без достаточно хороших моделей не было бы тех относительно стабильных десятилетий. И нетрудно представить, что без них, в свою очередь, вряд ли постоянно банкротящийся финансовый сектор нашел бы возможность или желание изобрести деривативы.

Возможно, наше общество меняется так быстро в том числе потому, что успешное решение старых проблем постоянно открывает новые возможности. И уже из них, в свою очередь, появляются наши новые проблемы.

И хотя экономические модели вряд ли когда-то позволят полностью переключить экономику на «автопилот», гораздо лучше иметь сегодняшние проблемы, а не вековой давности. И в этом тоже есть доля заслуги тех самых вечно не поспевающих в ногу со временем, а потому и «непрактичных» экономических моделей.