«Ценовая стабильность навсегда»: слова и цели центрального банка
Для центральных банков коммуникация с широкой общественностью – все еще относительно новый опыт: основную часть своей истории они провели за закрытыми дверями. «Для большинства руководителей центральных банков коммуникация с общественностью подобна высадке на незнакомой планете, и многие там вообще еще не приземлялись», – отмечали в своей работе, посвященной сложностям и результатам коммуникации центробанков, Алан Блиндер, бывший зампредседателя ФРС и один из самых влиятельных экономистов мира, и его соавторы.
Зачем центробанкам осваивать эту «незнакомую планету» и как это делает Банк России, лучше ли прямые коммуникации или опосредованные, например, через СМИ; всегда ли понимание означает доверие и что важнее, а когда центробанку лучше молчать – эти вопросы обсудили участники онлайн-дискуссии Российской экономической школы (РЭШ), прошедшей 15 апреля в рамках Просветительских дней имени основателя РЭШ Гура Офера.
«На незнакомой планете»
Политика таргетирования инфляции, к которой перешли многие центральные банки, предполагает открытость центробанка: для успеха этой политики центробанку критически важно уметь говорить, и говорить ясно и понятно. За последние 10 лет, после того как в 2015 г. к таргетированию инфляции перешел Банк России, его коммуникации тоже кардинально изменились.
До 2014 г. фактически единственной формой коммуникации Банка России по денежно-кредитной политике (ДКП) была строчка пресс-релиза о том, что ставка рефинансирования не изменилась или же как-либо изменилась, вспоминает заместитель председателя Банка России Алексей Заботкин. «Сейчас мы выпускаем очень подробный пакет информации о решении по ДКП: это и пресс-релиз в 13:30 дня заседания, и в 15:00 того же дня пресс-конференция с заявлением председателя и ответами на вопросы, затем через 10 дней после заседания мы публикуем резюме обсуждения, в котором развернуто представляются нюансы тех мнений, которые высказывались участниками подготовки решения. Помимо этого, мы проводим регулярные встречи с аналитическим сообществом, с медиа, с представителями бизнеса, в том числе на базе наших региональных подразделений, активно ведем соцсети», – перечисляет Заботкин.
Открытость нужна центробанку, чтобы довести до общества, что основная цель ДКП – низкая инфляция и ценовая стабильность, а не что-то иное. Последовательная работа по объяснению, во-первых, важности поддержания ценовой стабильности и достижения низкой инфляции, и, во-вторых, того, как центробанк намерен достигать этих целей, в конечном итоге помогают центробанку их достичь, объясняет Заботкин. Потому что чем лучше все экономические агенты – участники финансовых рынков, компании, граждане – понимают логику действий центрального банка, тем более рациональные экономические решения они принимают в своей повседневной жизни.
Специфика России в том, что страна долгое время жила в условиях высокой инфляции: гиперинфляции 1990-х, затем еще полтора десятилетия двузначной инфляции с краткими переходами в зону 7–8%. Потом были четыре года низкой инфляции 2016–2019 гг., но в результате событий, связанных сначала с ковидом, а потом геополитическим шоком, последние четыре года снова были периодом высокой инфляции – хотя и не такой высокой, как до перехода к режиму таргетирования инфляции, но выше целевых 4%. Если за 35 лет наберется едва ли лет пять, когда цены менялись незначительно, то в сознании граждан и бизнеса это никак не согласуется с понятием ценовой стабильности, признает Заботкин: «Что такое ценовая стабильность? Это ситуация, когда ожидания по поводу будущих изменений цен не влияют на решения граждан и бизнеса».
Следствие того, что в памяти населения период такой стабильности был очень коротким, – остающиеся высокими и незаякоренными инфляционные ожидания. А следствие высоких и незаякоренных ожиданий – необходимость в большей реакции ключевой ставки на рецидивы высокой инфляции. В итоге цена недостаточно заякоренных инфляционных ожиданий – более высокий уровень процентных ставок и более дорогая стоимость капитала в экономике.
Поэтому главное, к чему стремится центробанк в своей коммуникации с широкой общественностью, – чтобы у населения не было сомнений в том, что он хочет добиться низкой инфляции. Даже не столь важно, знают ли люди о целевом таргете центробанка по инфляции, в сравнении с доверием к тому, что центробанк стоит на страже низкой инфляции, подчеркивает Заботкин: «Задача первого порядка – чтобы не было сомнений, что центральный банк проводит ДКП исходя из цели, чтобы деньги оставались деньгами, то есть чтобы покупательная способность национальной валюты была предсказуемой и мало менялась во времени».
Низкая инфляция позволяет создать предсказуемые условия для бизнеса, упростить для граждан планирование сбережений и трат, причем не только на ближайшие 3–6 месяцев, а на гораздо более длительный горизонт. Неизменный для России вопрос доступности долгосрочного кредитования во многом упирается в вопрос сбережений – люди, которые формируют сбережения, должны быть уверены в низкой инфляции, объясняет Заботкин: «Иначе низких долгосрочных процентных ставок не будет никогда».
Доверие – это рычаг: если оно большое, то действия центробанка имеют более высокую отдачу, если низкое, то и реакция гораздо слабее, добавляет ректор РЭШ Антон Суворов.
Разговоры или действия
Коммуникации не следует понимать как альтернативу действиям, предостерегает директор программ «Финансы, инвестиции, банки» и «Мастер наук по финансам» РЭШ Олег Шибанов. Известное высказывание Бена Бернанке, главы ФРС в 2006–2014 гг., о том, что денежно-кредитная политика – это на 98% разговоры и на 2% – действия, это, конечно, шутка, считает Шибанов.
К «разговорам» обычно относят forward guidance – систему заявлений о будущем направлении ДКП. Востребованность этого инструмента коммуникации возросла в 2010-е гг., когда развитые страны столкнулись с очень низкой инфляцией, фактически не оставившей центробанкам пространства для дальнейшего снижения ставок, чтобы стимулировать экономику. Однако было крайне важно сохранить возможность влиять на инфляционные ожидания и не допустить их чрезмерного снижения (что могло бы погрузить экономику в дефляционную спираль – когда потребители покупают все меньше в расчете на то, что завтра цены будут ниже, а предприятия, видя снижение спроса, сокращают выпуск и занятость). И для этого центробанки перешли к forward guidance – «заявлениям о намерениях», используя этот инструмент для снижения неопределенности в отношении будущего и объяснения своих действий.
«Например, американский центробанк говорил: смотрите, я долго буду держать ставки низкими, потому что инфляция у нас пониженная, безработица высокая, мне надо эту ситуацию как-то решать, и я буду решать ее всеми методами, какими смогу», – объясняет Шибанов.
Поэтому коммуникация требуется как раз для того, чтобы центральный банк объяснял свои действия, а не заменял их словами. То, что крупнейшие центробанки, включая ФРС и ЕЦБ, в 2021 г. медлили с повышением ставок, и в 2022 г. инфляция поставила 40-летние рекорды, может быть как раз следствием попыток «заговорить проблему», заменив действия словами, считает Шибанов.
«Могу только согласиться с тем, что конкретные решения центробанка, конечно, весят гораздо больше, чем коммуникация. Но коммуникация – очень важный дополнительный инструмент, который повышает эффективность тех решений, которые центробанк принимает», – добавляет Заботкин. Коммуникация не может заменить, например, ужесточение ДКП, но при прочих равных благодаря ей эффекты этого ужесточения проявятся быстрее, тем самым амплитуда цикла ставки может быть несколько меньше. Благодаря разъяснениям центробанка финансовые рынки, компании, граждане могут лучше понимать принятые им решения и его дальнейшие действия, и в итоге корректировать собственные решения, даже не дожидаясь этих дальнейших действий.
В качестве примера Заботкин привел опыт Банка России в июне-июле 2024 года. В 2024 г. по итогам июньского заседания ставка не была изменена и осталась на уровне 16%, но при этом Совет директоров указал, что допускает возможность повышения ставки, если поступающие данные подтвердят опасения того, что инфляционное давление продолжает нарастать. И, начиная с июньского заседания, рыночные процентные ставки, включая и кредитные, и депозитные, стали расти, и росли вплоть до июльского заседания, на котором все-таки было принято решение о повышении ключевой ставки на 2 п.п. Но рынок это повышение уже отыграл заранее. «Это как раз пример впередсмотрящей коммуникации, которая позволяет поведению экономических агентов подстроиться под ДКП по мере того, как реализуются те данные, на которые ДКП реагирует», – говорит Заботкин. В 2022 году, когда возникли риски не только ценовой, но и финансовой стабильности, оперативная и убедительная коммуникация с обществом – опять же, вместе с резким повышением ставки до 20%, – позволила купировать риски финансовой стабильности в течение нескольких дней.
Нарративы и «макротелеграм»
Экономисты привыкли с большим доверием относиться к делам, а не к словам, и кажется, что действия должны играть принципиально более важную роль, но масса исследований показывает, что слова все-таки имеют большое значение, возразил Антон Суворов. Нобелевский лауреат Роберт Шиллер даже написал книгу о нарративной экономике – о том, как истории, т.е. слова, способны распространяться, подобно вирусу, меняя экономическое поведение людей и управляя рынками. Одно из исследований показало, что нарративы управляют и бизнес-циклом – их влияние объясняет порядка 20% делового цикла США с 1995 г.
Исследования подтверждают, что и инфляционные ожидания людей достаточно сильно реагируют на получаемую информацию, указывает Суворов. Как правило, такие исследования проводятся в форме рандомизированных экспериментов, участникам которых предоставляют информацию в разной форме, и затем сравнивают результат. Например, в эксперименте в Германии одной группе участников сообщали количественный прогноз по инфляции ЕЦБ, а другой – количественный прогноз вместе с разъяснениями ЕЦБ. После получения этой информации инфляционные ожидания снизились в обеих группах, но сильнее – во второй.
Есть исследования, которые показывают, что коммуникации влияют не только на ожидания, но и непосредственно на действия. Авторы одной из таких работ наблюдали за расходами участников эксперимента в течение полугода. И оказалось, что фактические расходы участников существенно реагировали на то, какую информацию им предоставляли в рамках эксперимента.
Если говорить о том, какая коммуникация эффективнее – прямая или опосредованная через медиа и аналитическое сообщество, – то мировой опыт говорит о необходимости многослойной коммуникации. Главное, чтобы посылы центробанка, которые звучат через все каналы, друг другу не противоречили.
Для Банка России важна трансляция воззрений и намерений через СМИ, говорит Заботкин: «Мы много лет проводим обучающие мероприятия для журналистского сообщества, в том числе регионального. Делаем это из года в год, и сейчас очевидно, что качество комментариев по вопросам ДКП и макроэкономике в целом в СМИ постепенно, но неуклонно улучшается».
В России за последние три года возник новый интересный феномен – инфополе под названием «макротелеграм», рассказывает Заботкин: это телеграм-каналы профессиональных академических экономистов, инвестиционных стратегов, макроэкономистов инвестбанков, брокеров. Они часто стоят на разных позициях, спорят друг с другом, представляя палитру мнений в реальном времени, в том числе в отношении ДКП. «Для нас важно, чтобы в этом инфополе формировалось правильное понимание того, что мы хотим сказать. И благодаря мгновенной ответной реакции «макротелеграма» мы можем быстрее уточнять свои посылы, оперативнее, чем во времена, когда такого рода инфополя не существовало», – говорит он.
Среди инструментов прямой коммуникации можно выделить собственный телеграм-канал Банка России, отличающийся довольно нестандартным для госорганов форматом, отмечает Заботкин: «Наверное, это довольно уникальный опыт для официального органа – то, что там есть обсуждения, комментарии [подписчиков]. Когда участников было не очень много, наши специалисты по поддержке социальных медиа отвечали на вопросы практически в режиме реального времени. Сейчас это стало невозможно, потому что аудитория сильно разрослась, и мы перешли в формат подборок ответов на наиболее повторяющиеся или интересные вопросы. И, по-моему, читатели это ценят – как валидацию прозрачности и готовности к диалогу».
Вопросы и сомнения постоянно повторяются, замечает Заботкин, но и Центробанк должен не уставать повторять базовые принципы, из которых он исходит: «Это не сразу, но дает результат – на длинном горизонте. А у нас горизонт – это ценовая стабильность навсегда».
С недавнего времени еще одним приоритетным каналом прямой коммуникации для Банка России стало взаимодействие с академическим сообществом в регионах, а не только в Москве и Петербурге. «Мы будем более активно идти в академические организации – как учебные институты, так и исследовательские, чтобы иметь более широкий диалог с теми, кто учит следующее поколение экономистов – это важно с точки зрения качества экономической политики на долгосрочном горизонте», – отмечает Заботкин.
Главный месседж любого центробанка при таргетировании инфляции – в том, что центробанк будет реагировать на любые изменения обстоятельств таким образом, чтобы сохранить или вернуть инфляцию к целевому уровню, подчеркивает Заботкин. Банк России этот посыл «упаковывает» в разные форматы: для населения – в более доступный, для аналитиков – в подробное изложение логики трансмиссии ДКП, аналитические и исследовательские материалы. На сайте Банка есть специальный раздел, посвященный прогнозированию и моделированию, с методологическими материалами, описывающими модельный аппарат, которым эксперты Банка пользуются при подготовке прогнозов и на который опираются решения монетарного регулятора. При этом крайне важно учитывать, что публикуемые центробанком прогнозы траектории ставки – это не обязательства следовать этой траектории в любых обстоятельствах, напоминает Заботкин: объявляемая траектория зависит от предпосылок, на которых построен ее прогноз, и если меняются предпосылки, то будет меняться и прогноз.
ИИ в коммуникациях
С появлением искусственного интеллекта (ИИ) его возможности стали активно тестировать и в центробанках, в том числе в анализе коммуникаций. Например, в одном из самых известных исследований на эту тему Юрий Городниченко из Калифорнийского университета в Беркли и его соавторы с помощью нейросети проанализировали эмоциональный тон письменных и устных заявлений глав ФРС, а затем сопоставили выявленные эмоции с реакцией рынка. И пришли к выводу, что более позитивный тон руководителя центробанка ведет к росту рынка, снижению его волатильности, а также к снижению инфляционных ожиданий.
Однако, хорошо структурируя пресс-релизы, в самих коммуникациях ИИ вряд ли хороший помощник, в том числе из-за отсутствия эмоционального интеллекта. «Прорывные технологии в коммуникации, вероятно, будут рождаться на стыке искусственного интеллекта и эмоционального. То есть наибольший потенциал – в междисциплинарных исследованиях, где задействованы методы когнитивной психологии, поведенческой экономики и искусственного интеллекта», – отмечала в колонке эксперт Банка России Алина Евстигнеева.
ИИ хорошо выделяет темы в пресс-релизах, тональность, но в основном представляет собой интересную попытку попробовать что-то новое, считает Олег Шибанов: «Не надо полагаться на их выводы, они часто упускают ключевые вещи в тексте [пресс-релизов]. Я бы пока рассматривал ИИ как вспомогательное средство».
Возможности ИИ и LLM-моделей пока лежат за рамками коммуникационных задач, согласен Заботкин. «Попытка поручить LLM упростить резюме приводит к ожидаемому результату – она убирает все нюансы смысла, которые были самыми важными и над формулировкой которых в ходе обсуждения были сломаны копья», – поделился он результатами собственных экспериментов.
Дело в том, что ИИ – это «усредненный эксперт», который хорошо ориентируется в большом количестве фактов, но конкретную тему, крайне актуальную в моменте, может счесть несущественной с точки зрения усреднения всей своей базы знаний по ДКП. Ценность коллегиального обсуждения в том, что в нем принимает участие большое количество людей с разными мнениями, и LLM это большое количество разных людей заменить не сможет. «Я не думаю, что ИИ – эффективный способ написания текстов, которые должны отражать некоторое обобщение коллегиального мнения, а тем более ход дискуссии», – считает Заботкин.
Более перспективным он считает использование LLM для тестирования новых коммуникаций: можно, например, обучить LLM-агентов с определенными взглядами на мир и экономику и просить эту группу роботов интерпретировать коммуникации Банка России. Это может давать быструю обратную связь, показывая, как улучшить материалы и аргументы, чтобы они были яснее и понятнее для разных групп людей. «Это многообещающее направление исследований», – заключает Заботкин.